Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

После завтрака Рафтен сказал:

— Ян, я хочу, чтоб ты поехал со мной в школу.

«Свершилось», подумал Ян, так как школа находилась по дороге на станцию.

Но отчего же Рафтен не сказал прямо «на станцию»? А вовсе не в его обычае было смягчать выражения. Ничего не сказал он также о вещах, да в шарабане для них и не нашлось бы места.

Рафтен молча правил. В этом не было ничего удивительного. Наконец он спросил:

— Ян, куда тебя прочит отец?

— В артисты, — ответил Ян, недоумевая, какая здесь связь с его увольнением.

— Скажи, артист должен быть очень образованным?

— Чем образованнее, тем лучше.

— Разумеется, разумеется. Я всегда говорю Саму, что образование важнее всего. А много денег зарабатывают артисты?!

— Некоторые много. Знаменитости наживают даже миллионы.

— Миллионы? Неужто? Ты, верно, преувеличиваешь?

— Нет. Тёрнер составил себе миллионное состояние. Тициан жил во дворце, Рафаэль тоже.

— Гм! Я их не знал. Но может и так, может и так. Удивительно, как много значит образование. Я всегда говорю Саму.

Они подъехали к школе. Несмотря на каникулярное время, дверь была открыта, и на крыльце стояли два седобородых старика, которые поклонились Рафтену.

Это были школьные попечители, Чарльз Бойль и Мур. Старый Мур, бедный, как церковная крыса, но добрейшей души человек, в совете служил связующим звеном между Бойлем и Рафтеном. Из всех троих наибольшей популярностью пользовался Бойль. Однако Рафтена всегда выбирали попечителем, так как знали, что он будет заботиться о средствах, о школе и об учениках.

На этот раз назначено было особое совещание, чтобы поговорить о новом школьном доме. Рафтен привез кучу бумаг, в том числе письма из департамента народного образования. Местный школьный округ должен был добыть половину суммы, необходимой для постройки, другую половину соглашался дать департамент народного образования, если соблюдены будут известные условия. Первым делом в школьном помещении нужно было иметь положенное число кубических футов воздуха на каждого ученика: это было очень важно. Но как могли попечители устроить, чтобы выполнить назначенную норму и не перейти выше? Запросить департамент об этом было неловко. Спросить учителя нельзя было, так как он уехал в отпуск, да возможно, что он обманул бы их и потребовал бы больше воздуха, чем следовало. Рафтен блестяще разрешил эту трудную математическую задачу, отыскав себе подходящего помощника в лице худенького мальчика с блестящими глазами.

— Ян, — сказал он, протягивая двух-футовую линейку, — можешь ли ты сказать мне, сколько футов воздуха приходится в этой комнате на каждого ученика… если все места заняты?

— Кубических футов?

— Погоди.

Рафтен и Мур, водя по планам огромными пальцами и с трудом разбираясь в засаленных документах, пришли к выводу:

— Да, кубических футов.

Ян быстро измерил длину, ширину, высоту комнаты. Три старика с почтением и восторгом смотрели как уверенно он это делал. Затем он пересчитал места и спросил:

— Учителя принимать в расчет?

Старики посоветовались между собою и сказали:

— Принимать. Ему нужно больше воздуха, чем каждому из учеников. Ха-ха-ха!

Ян сделал несколько вычислений на бумаге и сообщил ответ:

— Около двадцати футов.

— Смотрите, — торжествующе оказал Рафтен, — получилось то же самое, что у правительственного инспектора. Я говорил вам, что он справится. Теперь давайте план нового здания.

Они опять принялись пересматривать бумаги.

— Ян, сколько будет, если учеников вдвое больше, один учитель, а размеры комнаты такие-то и такие-то?

Ян вычислял с минуту и ответил:

— Двадцать пять кубических футов на каждого.

— Вот, говорил я вам, что архитектор мошенник и хочет отдать нас в руки подрядчика! — раскричался Рафтен. — Он думает, что нас легко провести! Этот план никуда не годится. Все они воры и обманщики!

Ян взглянул на план, которым Рафтен размахивал в воздухе.

— Позвольте, — сказал он авторитетным тоном, которого раньше никогда не позволял себе по отношению к Рафтену. — Надо еще отсчитать сени и раздевальню.

Он вычислил объем этих помещений и убедился, что план совпадает с правительственной нормой воздуха.

Теперь в глазах Бойля засветилась искра злобного торжества. Рафтен, казалось, был разочарован тем, что не нашел плутовства.

— Все-таки они мошенники, и с ними надо держать ухо востро, — сказал он как бы в свое оправдание.

— Слушай еще, Ян. В прошлом году оценочный сбор составлял у нас 265.000 долларов, и мы прибавили к нему школьный налог в 265 долларов, по одной тысячной на доллар. В этом году новый оценочный сбор — 291.400 долларов. Сколько мы получим от школьного налога, если расходы по его взысканию не изменятся?!

— Двести девяносто один доллар и сорок центов, — ответил Ян, ни минуты не колеблясь, и трое взрослых людей в изумлении откинулись на своих стульях.

Это было полное торжество. Даже старый Бойль сиял от удовольствия, а Рафтен весь раскраснелся, так как и себя считал соучастником победы.

Было что-то трогательное в простодушии этих стариков и в их почтительном отношении к «учености» мальчика. Они безусловно верили в его непогрешимость, как математика. Рафтен как-то особенно, почти подобострастно улыбнулся ему. Ян только раз видел у него такое выражение лица, когда он пожимал руку известному боксеру, взявшему приз на знаменитом состязании. Яну это выражение очень не понравилось.

На обратном пути Рафтен с необычайной откровенностью говорил о своих планах относительно сына. (Ян понял, что гроза промчалась мимо). Он рассуждал на свою любимую тему «образование». Ян не предвидел, что это слово впоследствии будет единственным утешением для Рафтена. При виде того, как его большой сын опускался, Рафтен говорил:

— А ведь он получил хорошее образование!

Лишь много лет спустя, разговаривал со взрослым мужчиной и старым Рафтеном о былых временах, Ян узнал, что он постепенно приобрел уважение грубоватого фермера, но что особенно возвысил его в глазах Рафтена тот удар, которым он сбросил Сама в воду…

Как видел Ян, Рафтен не сердился, но что же было делать с Самом? Они до сих пор не разговаривали. Ян хотел бы помириться, но не знал как. Сам перестал сердиться и ждал удобного случая, а он не представлялся.

Сам, накормив свиней, только что поставил на землю свои два ведра, как вдруг к нему в перевалочку подошла Минни.

— Сам, Сам, катай Минни! — сказала она и, увидев Яна, добавила:

— Ян, деляй тульцик, дай Саму юцку.

Приказанию надо было повиноваться. Сам и Ян покорно сложили руки и сделали для нее стульчик. Она держалась за их шеи и приблизила их головы друг к другу. Они оба любили румяную девочку и теперь разговаривали с нею, не обращаясь друг к другу. Однако в прикосновении есть нечто, способствующее взаимному пониманию. Положение становилось странным. Вдруг Сам расхохотался и сказал:

— Давай помиримся, Ян!

— Хо-ро-шо, — запинаясь, ответил Ян со слезами на глазах. — Я очень раскаиваюсь и, поверь, больше не буду.

— О, пустяки! — сказал Сам. — Во всем виноват этот негодный мальчишка, а теперь кто старое помянет, тому глаз вон. Меня мучит только одно: как ты мог меня отбросить? Я крупнее тебя и сильнее, и старше. Я могу поднимать большую тяжесть и работать дольше, а ты швырнул меня, словно мешок со стружками. Мне хотелось бы знать, как ты это сделал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Совсем в лесу

— Вы, кажется, много времени тратите даром, расхаживая взад и вперед. Отчего вы совсем не переселитесь на бивуак? — спросил однажды Рафтен тем бесстрастным тоном, который для всех представлял загадку, так как окружающие не могли понять, говорит он серьезно или шутит.

— Мы не по своей воле ходим домой, — ответил ему сын.

— Нам ничего лучше не надо, как ночевать в лесу, — сказал Ян.

— За чем же дело стало? Если б я был мальчиком и играл в индейцев, я бы туда переселился.

— От-лич-но! — протянул Сам (у него восторг выражался тем, что он тянул слова больше обыкновенного). — И мы это сделаем!

— Ладно, мальчики, — сказал Рафтен, — но смотрите, чтобы свиньи и коровы были каждый день накормлены!

— Значит, ты позволяешь нам уйти на бивуак с тем, чтобы по-прежнему приходили домой работать?

— Нет, нет, Вильям, — вмешалась м-сис Рафтен. — Так не годится. Надо дать им настоящие каникулы или вовсе не давать. Кто-нибудь из батраков мог бы заменить их на месяц.

— На месяц? Я такого срока не назначал.

— Отчего ж бы не на месяц?